Аналитик «Института глобализации и социальных движений» Борис Кагарлицкий является одним из критиков Путина, мысли которых выходят за рамки однодневных протестов и красткосрочных возмущений по поводу политики Кремля. Наш разговор посвящен вопросу, какие политические события следует ожидать в России после недавно состоявшихся выборов в думу и в президенты. Разговор состоялся в июле этого года в Москве в здании института.
К.Э. Г-н Кагарлицкий, в России прошла волна протестов. Как дальше будет развиваться ситуация? Ведь протестное движение не является однородным и не имеет своей четкой выработанной программы, однако на западе ему придается очень большое значение…
Б.К. Это так, на западе не только придается слишком большое значение этим протестам, но там и в принципе не понимают, что собственно происходит в России. Например, там не понимают, что люди, голосовавшие за Путина, вовсе не являются его сторонниками. Часто это даже люди, которые его ненавидят больше оппозиции. Это люди, которые боятся прихода к власти людей, которые будут двигаться по тому же неолиберальным курсу, по которому сейчас следует сам Путин. Зимние же протесты стали для правительства в первую очередь сигналом, что неолиберальный курс следует усилить. Другими словами, правительство движется в социальном смысле именно в том направлении, куда намерена пойти либеральная оппозиция – и оно будет и дальше двигаться в этом направлении и даже очень быстрыми темпами.
К.Э. Наша пресса это освещает совсем иначе.
Б.К. Да, люди просто не понимают, что такое демократические ценности, что такое истинная демократическая революция, и что является ее настоящими причинами. Еше год назад эти люди не имели ничего общего с демократией. Возможно в течении одного года что-то и возникло, но что побудило эти силы? Реально мы сейчас наблюдаем экономический кризис, возникший из неподходящей для нашей страны экономической системы, созданной Путиным, вернее, созданной во время правления Путина. Не он построил ее, а его команда, это был спонтанный процесс. Но как бы там не было, эта модель не подходит для того, чтобы выдержать снижение цен на глобальном рынке.
Кроме того, очевидны более глубокие проблемы: В последние годы выгодного экономического развития – благодаря высоким ценам на нефть – в России ничего не было сделано для реструктуризации экономики, деньги не были инвестированы ни в структуру транспортного развития, ни в обустройство индустриального комплекса. Это означает, что деньги прошлых лет попросту тратились, причём тратились систематически. Настоящая российская система устроена таким образом, что она просто не в состоянии эффективно инвестировать деньги, отсутствует механизм, нет соответствующих инстанций. Всё, что мы имеем, это элита, живущая на ренты, а точнее капитализм, основанный на рентах.
К.Э. Это мнение общественности или это Ваша собственная точка зрения?
Б.К. Это политэкономия, Маркс, это основанная на рентах капиталистическая система. И что очень важно: ренты эти получает не только буржуазия, не только олигархи и бюрократы, но и все мы являемся в определенном смысле получателями ренты.
Cкажем так, 99% получает верхушка, а 1% распределён на всех остальных – это следует ясно понимать. И 1% это не мало, это позволяет нам всем как-то жить, это позволяет выплату пенсий, содержание этого института, издание газет и т.д. и т.п. Этот 1 процент, ну может быть и 2-3, каким-то образом способствует содержанию граждан. Вся государственная модель построена на распределение рент. Такая система капитализма, построенная на рентах, может удерживаться сверху, в просвещенном обществе до какого-то определенного уровня, или же она может привести к революции.
Но у нас правящий класс не заинтересован во вложении денег. Отдельные вложения имеют место, но отсутствует систематический процесс инвестиций, нет системы, которая может содержать себя сама, благодаря которой мог бы существовать правящий класс.
К.Э. Вернёмся к моему вопросу: понимают ли это в обществе?
Б.К. Отдельные аналитики – да. Но что значит понимают? Правящий класс не понимает вообще ничего и не скоро начнет вообще что-либо понимать. Проблема в другом: все это чувствуют. Никто не понимает, но все чувствуют. Это значит, все осознают это только по уровню цен на нефть, газ или другие ресурсы, на глобальном рынке. Пока цены растут – всё нормально. Как только они начинают падать, появляются возгласы о необходимости образования новой структуры общества. Для других стран снижение цен на 10% не было бы катастрофой, а для сегодняшней России этого бы вполне хватило. Почему? Вовсе не потому, о чем пишут журналисты, не из-за цен как таковых, не из-за снижения цен, а из-за состояния нашего общества. Для одного социального организма 10% снижения цен не означает ничего, для другого это равносильно гибели. Почему? Один может сам заработать, другой нет.
Что у нас происходит? Начинается развал экономических связей, начинается борьба за перераспределение рент. Но что делать человеку, которому не хватает денег в обществе, основанном на рентах? Вот тогда и разгорается борьба за ренты. Сначала борьба идет за 1, может быть 2-3 процента, остающихся от всей ренты для низов. То есть борьба идет против слабых. У них меньше возможностей сопротивляться. Другое дело, что один испуганный заяц может перепугать весь лес. Наверху просто не понимают, что таким образом людей просто загоняют в угол, уже загнали, что люди не знают, как им быть, что они возмущены до предела, что они уже готовы идти на баррикады. Им не хватает только повода.
К.Э. Да, я могу это только подтвердить. В Чувашии, где я недавно был, люди открыто говорят о революции. И ведь это один из более бедных регионов России. Никто, конечно, не хочет революции, но ее боятся. И все разговоры и мысли людей только об этом.
Б.К. Да, я приведу другой пример. Одна наша сотрудница живет в Пензе. Вчера она приехала и рассказывает: Раньше, когда нужно было выбрать между переменами и стабильностью, люди выбирали стабильность, то есть, когда нужно было выбрать между действующей властью и оппозицией, они выбирали власть. Позже, в 2011 никто уже не захотел поддерживать власть, теперь нужно было выбирать между тем, протестовать или продолжать терпеть. И люди решели терпеть. Сегодня же уже не стоит вопрос терпеть или нет, теперь люди просто протестуют. И это большая радикализация! Вещи такого рода происходят снизу, очень тихо и незаметно, как вода закипает в кастрюле. Но что делают эти идиоты? Они просто пытаются закрыть кастрюлю крепче крышкой. Они принимают идиотские постановления о проведении мероприятий, закон, касающийся НГО. Но это не решает ровным счетом ничего. Ведь не НГО как таковые являются проблемой, и не митинги, а совсем другие вопросы, которые повлекут за собой абсолютно иные формы протеста.
К.Э. Какие иные протесты Вы имеете ввиду?
Б.К. Беспокойства на улицах, осады городских администраций или просто разорение каких-либо сооружений или учреждений. Или же просто драки с полицей. Возможен целый спектр протестов. И что важно: они будут нескоординированы. Власть думает, что кто-то руководит протестами. Ничего подобного, об организаторах протестов ничего не слышно. Поэтому запрет протестов вообще ничего не принесет. Проблема перераспределения рент таким образом не решится. Попытка предотвратить спонтанные протесты приведет лишь к тому, что в другом месте они разразятся с большей силой. Это одна проблема. Другая проблема технического свойства – в сегодняшнем кризисе вот уже три года, как рушится государственный аппарат России. Это взаимосвязано с мировым кризисом какпитализма, основанного на рентах, но не только с этим. Разрушение аппарата подвержено своей собственной динамике, существующей отдельно от общей экономической динамики. И самое главное, развал государственного аппарата опережает развитие мирового кризиса. Система неолиберальных реформ, которую намеревают создать в стране, находится в противоречии с усилиями местных властей обеспечить стабильность. С одной стороны проводят дестабилизирующие реформы, с другой стороны, пытаются создать стабильную обстановку. Как это выглядит на уровне управления? Полтора года назад я был в Воронеже, читал там лекцию. На лекции присутствовал один местный чиновник с которым я мог поговорить. Он рассказал мне, как это всё происходит: Один и тот же чиновник получает в один день две разные по содержанию бумаги сверху. В одном указание, самостоятельно позаботиться о системе образования, обеспечить всё надлежащее, чтобы всё было, как полагается. А в другом документе из того же ведомства, поступившего в тот же день, указывается на параграф в законе, запрещаюший любое самовольство чиновника. Что делают чиновники? Ничего не делают, они попросту прекращают работать. Это значит, что полтора года указания сверху просто игнорируются. Чиновники приходят утром в свой оффис и – ничего не делают. То есть они пишут бесмыссленные бумаги, пьют чай, оформляют друг другу отпуска и т.д. Люди занимаются ерундой, занимаются тем, что ничем не занимаются, поскольку любое действие будет им в ущерб.
Другой пример в Москве. В городе есть два университета. Имеется план по их объединению в один университет. Это должно произойти до 1 сентября этого года. Технически это не возможно. Это процесс, требующий по крайней мере пяти лет. А дали три месяца. Невыполнимо! Все это знают. Будут регистрироваться структуры, которые еще вообще не существуют. Вообще не ясно, какие структуры возникнут и какие задачи они будут выполнять – ни их количество, ни порядок их организации – ничего не ясно. План есть, а сам процесс висит в воздухе. Что будет происходить? Есть два варианта: или будут бастовать или вообще никто не придёт. Лучше было бы, конечно, бастовать, чтобы обратить внимание на существование проблемы.
К.Э. Что будет происходить далее? В прессе пишут, что Россия всё-таки окончательно вступит в ВТО. Я сам читал и слышал и это ясно по логике вещей, что правительство после вступления в ВТО начнет новую фазу приватизации. Что это будет означать, к чему это приведет в последствии?
Б.К. Случится катастрофа, прежде всего в индустрии. Это приведет вновь к скоротечным продажами предприятий, по черному и по демпинговым ценам.
К.Э. То есть повторение событий 91/92 годов времени правления Ельцина только на новом уровне?
Б.К. Именно так! Только по возрастающей: Когда олигархам или иностранным предприниматеям просто дарили производства, это считалось плохо, но это не было катастрофой. Если подобное происходит с энергетическими предприятиями это не просто плохо, это настоящая катастрофа. У нас ведь в России до сих пор единая энергетическая система. А что есть приватизация? Давайте посмотрим на примере бывших продаж – предприятия просто прекратили работу. У нас произойдет это в конечном счете с целыми городами.
К.Э. Мне кажется, что сейчас усилия российского правительства направлены на окончательное уничтожение остатков коллективной (общественной) собственности. Я имею ввиду то, что в России называется общиной, в Германии немецкой Almende, а в Англии сommons. Под давлением ВТО, ГАТТ и им подчиненным учреждений, оно вынуждено это сделать для выполнения условий для вступления в эти организации. Я правильно понимаю?
Б.К. Да, более того, возникает вопрос, зачем. Люди не понимают одного, сейчас не 1990 год и не 1995. В то время было действительно многое разрушено, но многое и сохранилось.
К.Э. … предприятия, общественные места, коммунальные учреждения..
Б.К. Именно так. Последние десять, двадцать лет общество могло еще существовать благодаря этим структурам. При всём масштабе массовых разрушений, при всем негативе, исходившем из него, Советский Союз все таки очень многое создал. Страна была создана таким образом, чтобы выжить в случае нападения. Но нападения не произошло, наступили реформы (смеется). Всё это помогло нам выжить. Мы жили, образно говоря, благодаря накопившемуся за советское время сальцу. Наверху, внизу – на всех уровнях. Сейчас пытаются опять повторить именно эту политику руководства, благодаря которой удалось выжить в те годы, но не понимают, почему это тогда получалось, а сейчас нет. Абсолютно бесполезно это делать, не понимая сегодняшней ситуации.
К.Э. Как Вы считаете, Путин и его команда подчинятся, сможет подчиниться ВТО?
Б.К. Ну, я думаю, осенью, когда станет совсем тяжело, начнут искать выход из сложившейся ситуации. Но это будет непросто, ведь это будет означать, что теперь надо будет дистанцироваться от всего, что было сделано ранее. Уже в ноябре и декабре последуют определенные требования и нужно будет им следовать или же просто не соблюдать их. Что произойдет в первом или во втором случае, неизвестно. Запасного плана не существует.
К.Э. Перед последними выборами Путин опубликовал множество статей о том, какую позицию должна занять Россия на мировой арене. Мне кажется, по своей сути это вполне хорошие идеи.
Б.К. Согласен, но выводы, которые он из всего это извлекает, абсолютно противоположны нашим представлениям. Даже во сне не придумаешь, как они пререворачивают факты. Они выхватывают отдельные компоненты из целого, не учитывая общей динамики, скачут с одной стороны в другую. И это касается как внутренней политики, так и внешней.
К.Э. Какую роль намерена играть Россия в сегодняшнем мире?
Б.К. У нее нет перспективы, Россия хочет просто сохранить cтатус-кво.
К.Э. Но вступление в ВТО повлечен за собой определенные перемены. Кроме того, Путин выступает за Евразийский Союз.
Б.К. Это два разных процесса, которые противоречат друг другу. Тут противопоставлены друг другу совсем разные интересы. Индустриальная промышленность заинтересована в Евразийском Союзе, нефтяные компании хотят вступления в ВТО. ВТО позволит России импортировать. Очевидно, что для российской индустрии это будет невыгодно. Те же предприятия, которые обеспечивают импорт, занимаются и нефтью, они продают нефть и импортируют дешевую китайскую продукцию, нанося вред российскому производителю. Их не интересует производство, оно им мешает. С индустриальной промышленностью дела обстоят совсем иначе: Раньше его представители нуждались в Советском Союзе, теперь им необходим Евразийский Союз, им необходим внутренний рынок, потому что у них не много продукции идет на экспорт. В принципе они даже готовы платить более высокие зарплаты, чтобы стимулировать рынок. И это конечно протекционисткая компания, чтобы отгородиться от Китая. Проблема в том, что они хотят и открыться и отгородиться одновременно, как в 1980 году, когда ни то, ни другое не было возможным. То есть, хотят вступления в ВТО, но хотят и развивать внутренний рынок. Фактически же не происходит ни того, ни другого. Но дальше так не может продолжаться. Давайте посмотрим индекс ВНП за прошедшее полугодие. Совершенно очевидно, что отечественная индустрия нуждается в поддержке, но решения принимаются в соответствии со сложившимися интересами, вопреки логике и разуму, и, конечно, всегда под лозунгом, что это «на благо народа» и т.д. и т.п. (смеется). Если позднее окажется необходимым выйти из ВТО, то с неменьшим убеждением начнут голосовать за выход. Как в 90-ых годах, когда все в течении трех месяцев превратились из убежденных коммунистов в либералов.
К.Э. Мне кажется, что сила Путина переоценивается. Мне кажется ее не хватает, для того, чтобы принять решение за или против ВТО. Вероятно, дальнейшие события будут развиваться спонтанно..
Б.К. У Путина вообще мало власти. Власть не у него. Путин был гениальным посредником, consensus-maker. Пока работала вся система, Путин был очень силен. Пока всё работало, его действия соответствовали интересам элиты. Все его решения исполнялись. Ну, конечно, это были не его решения, а согласованные решения новой элиты. Почему же сейчас он попал под критику? Потому что он больше не в состоянии, достигать консенсуса, а иного гибкого механизма не существует. Реально Путин сегодня представляет очень тонкий слой общества. Все остальные чисто технически пока не могут противостоять ему, но они недовольны его решениями и начинают поддерживать либеральные движения. Это во-первых. Во-вторых, им нужно будет найти виноватого. По сути борьба идет за вопрос, кто будет объявлен виноватым. В первую очередь, конечно, предыдущее правительство. Интересно, что сейчас никто и не хочет вступать в это правительство. Умные люди знают, что уже осенью люди начнут задавать вопросы правительству и искать виноватых. Это означает, что Путин может спастись, только опираясь на своих близких друзей, а если будет создано новое правительство, то вероятно оно будет опираться на либералов. Даже возможно появление в правительстве первых лиц прошедших митингов. Навальный уже в совете директоров Аэрофлота. И произошло это на глазах сегодняшней власти.
К.Э. Вы шутите?
Б.К. Почему? Нет, это так. Это проверка.
К.Э. Значит они пойдут тем же путем, каким они шли до сих пор?
Б.К. Конечно, я же сказал, другого пути у них нет и это означает, что Навальный вполне может стать правительственным бюрократом. В этой связи интересен взгляд на телеканал НТВ, я имею ввиду новый канал. И на радиостанцию « Эхо Москвы». Передачи на НТВ невыносимы – я их больше не смотрю.А вот «Эхо Москвы» – это оппозиция власти в чистом виде: каждый день критика Путина, поддержка митингов, протестов и т.д. Но посмотрите, кто владелец НТВ? Газпром. Кто владелец «Эхо Москвы»? Газпром. Один и тот же владелец. Это российская действительность. В Европе, чтобы докапаться до подобной структуры, нужно очень постараться. А в Россию всё на виду. Если хочешь видеть – увидишь. Здесь проще, чем в Европе, где всё спрятано за двумя столетиями демократии. Именно поэтому я считаю, что протесты инициированы правительством. Затем произойдут перестановки в правительстве, в первом, втором, третьем раунде, потом весной пройдут выборы в Думу, но всё это не будет означать, что наверху что-то принципиально изменится.
К.Э. Вернемся к тому, что происходит внизу. Я сам раньше лично наблюдал и сейчас всё чаще слышу с различным сторон, что люди на местах выступают против продажи общественного имущества, в общем против отмены остатков общинных структур. Например, москвичи протестуют против продажи общественной земли по демпинговым ценам церкви, которая в последствии отнимает у общественности эту землю.
Б.К. … они протестуют и против закрытия поликлиник, музеев..
К.Э. Мне рассказывали и о протестах рыбаков против планов правительства о запрете рыбной ловли в общественных реках. Путин повернул вспять эти планы, заявив, что со стороны правительства подобные посягательства не произойдут. И это, следует заметить, было сделано перед выборами. Есть ли шанс, что образуется движения масс на защиту еще немногих сохранившихся общественных владений?
Б.К. По крайней мере есть надежда. Требования сегодняшних митингов совсем ничем не подкреплены. Левые в нашей стране очень слабы, разрознены, носят почти сектантский характер. Они пользуются очень малой поддержкой. Дела обстоят не так, как должно было бы быть по нашей теории. Левые не могут предложить альтернативы. То же самое касается правых. Их цели противоречивы., одни требуют панславизм, другие возродить империю, третьи просто против гастарбайтеров. Кроме того, отсутствуют лидеры. Но надежда на социальные движения снизу есть. Они могут вполне быстро развиться, как в 84 или 86 годах в Советском Союзе. Сегодня это может произойти даже скорее. Если кризис будет усугубляться, а люди не будут получать того, что им необходимо, снизу может возникнуть сила. Насколько нам всем известно, большие недостатки существуют в сферах образования, медицины, жилищного сектора. Первое место занимают детсады, затем школы, потом поликлиники. Вокруг проблемы детсадов собираются такие проблемные темы как зарплаты, образование, квартиры, здоровье. Об этом говорил и Путин перед выборами. Он обозначил вопрос детсадов приоритетным. Он перенял это фактически из результатов наших исследований. Но одновременно он озвучил другую тему – приватизацию детсадов. Путин, его люди, вся прослойка власти ровным счетом ничего не понимают. Для левых проблема заключается в том, чтобы протесты, затрагивающие вполне конкретные проблемы, обрели общий язык, объединяющий их с глобальными проблемами. Поэтому я категорически против издания каких-либо манифестов от левой партии. Прежде всего необходимо понять, что происходит внизу.
Hinterlasse jetzt einen Kommentar